igiss.net

Спустя полгода я возвращаюсь к запискам про Азоры. Всё это было написано ещё во время поездки. Осталось только добавить фотографии.

Pilar da Bretanha — не слишком старая деревня: муниципальный совет появился в 2002 году, живут здесь около 600 человек. Через центр трижды в день (в выходные — всего единожды) проезжает автобус; ещё пару автобусов можно поймать на остановке у шоссе чуть выше. Здесь есть школа, кладбище, церковь, две или три автобусные остановки (обозначена только одна) и два бара. Один из них вечно закрыт, а второй…

Я заглянул туда от голода: Рита и Диниш готовят картофельные запеканки из рыбы и супы из рыбы, и дома я только завтракаю. Завтракаю почти только хлебом. В жизни не ел столько хлеба. Между прочим, хлеб здесь невероятно вкусный, особенно massa, большой, круглый, рыхлый, сладкий хлеб. Не хлеб, не pão, поправляют меня, а именно massa, Massa Sovada. Выпечка неплоха, а вот тортов и пирожных не слишком много: в ресторанах предлагают разные вариации cookie cake, слоёных тортов, где между кремовыми прослойками уложены печенья. Эти торты красиво выглядят, но на вкус — ничего особенного. В Понта-Делгаде есть несколько приличных кондитерских, но вообще за сладким нужно ехать в Лиссабон.

Бар в Пилар — это комната с пластиковыми столами и стульями, грязные стены, автомат с каким-то пойлом, который не отпускает товар, если хорошенько не вмазать; посетители — несколько смуглых фермеров, которые просиживают у входа, кажется, круглые сутки. Бармен — седой мужчина лет пятидесяти — не говорит по-английски, но предлагает пройти за стойку и осмотреть ассортимент. В холодильнике — пара видов пива, сладкие напитки с соком и газировка; за стеклом — нечищеный арахис и шоколадные батончики (3 вида). В соседнем холодильнике — мороженое (1 вид). На стене — бутылки с напитками покрепче. Если здесь есть из чего выбирать, так между сортами виски.

Я не понимаю ни слова из местных разговоров — уже много лет хочу начать учить португальский, но ленюсь, хотя возможностей было предостаточно. Наверное, мог бы услышать много хороших историй. Пока просто смотрю. Но какое мне дело до радостей и бедствий человеческих? Даже если бы я мог их понять, зачем кому-то ими со мной делиться?

Дома здесь одноэтажные, чаще всего они сложены из чёрных вулканических камней, отштукатуренных и покрытых белой краской. Некоторые дома выкрашены в жёлтый и оранжевый, но это редкость. Чаще красят створы окон: в розовый, жёлтый или чёрный. Ярко-белые церкви в центрах деревень будто построены по типовому проекту — одна башня с крышей, другая без; но есть ощущение, что прихожан в здешних церквях мало. В Моштейруше двери храма открыты, а звоном колокола отмеряют часы. В Пилар в колокол не звонят, а церковь, насколько я мог судить, никогда не работает.

В доме у начальной школы Пилар — злющая собака на цепи. Собаки есть почти в каждом доме. У Розы и Диниша — сразу две, чёрный сторожевой Тоби и белая домашняя Анабита. Оба пса начали меня узнавать, когда я был в доме, но стоило зайти снаружи — и они рычали на меня, как на врага. Дома не запирают даже на ночь, калитка — чистая формальность. О преступности в Бретанье, кажется, не слышали. Ни разу, даже в Понта-Делгаде, я не видел на улицах полиции — если не считать постовых, которые ограждали набережную на время военного парада.

Пилар отделяют от океана отвесные скалы высотой метров триста. К скалам уходят длинные поля, разделённые полосами трёхметрового тростника. В конце каждого поля, там, где начинается обрыв — такие же заросли. Видимо, чтобы скотина не упала.

Чуть выше деревни проложено шоссе, ещё выше на крутых склонах гор — пастбища. Коровы забредают настолько высоко на холмы, насколько могут. Кроме коров, здесь держат кур. Петухи начинают петь часа в четыре, эти песни похожи на собачье тявканье и легко могут разбудить. Петухи небольшие, бурые, куры мелкие и чёрные. Почти как в Китае.

От дома Риты и Диниша склон уходит вниз, к центру Пилар, к церкви, а затем к обрыву. В первом посте есть фотография вида из дома, где я жил, но она не передаёт ощущения, которое испытываешь вживую: того, что океан вздымается выше горизонта, как огромный выгнутый холм.

А звёзды! Звёзды божественны; на шоссе и в центре Пилар есть уличное освещение, так что идеальной темноты, как на Сейшелах и в Нью-Гэмпшире, у дома не найти, но в ясные ночи виден Млечный путь и тысячи, тысячи звёзд.

Вокруг Пилар, кроме собственно Бретаньи, находится Аджуда, Ремедиос и Жао Бом. Последовательность Ремедиос-Пилар (Remedios читается с «с» на конце, а не «ш», как почти во всех других словах на s) наводит на мысли о романе Габриэля Гарсия Маркеса «Сто лет одиночества», где оба слова использовались как имена героинь. Я спросил Джессику, и она сказала, что если Пилар ещё можно представить себе в качестве имени, то Ремедиос — нет, это не по-португальски. Бретанья — женское имя, аналог Бриттани, Аджуда — это «помощь» , тоже редкое испанское имя, Ремедиош — исцеление, Пилар — колонна, опора; а Жао Бом, самый восточный из всех, переводится как «Добрый Жао». Возможно, все эти женщины поддерживали Жао на плаву, потому он и сделался таким добряком.

Я всё равно не дочитал «100 лет одиночества» до конца: это была моя излюбленная аудиокнига для засыпания в бессонные зимние ночи, так что я знаю только начало этой книги. И самый конец, под который я просыпался по утрам.

Я дописывал этот текст в воздухе над Бискайским заливом, за окнами видны горы Страны Басков. После ночи, которую я проведу в Германии, я отправлюсь в Москву.

Я вернусь, когда выучу язык.

С городком Моштейруш была связана лучшая часть поездки. Здесь я купался в океане, отсюда плавал смотреть на китов; здесь кормят вкусной рыбой и продают сладкое мороженое. Возможно, это одно из лучших мест для жизни на острове: Понта-Делгада не очень далеко (4 евро и час пути на автобусе, 23 евро и полчаса пути на такси), да столица и не нужна. Здесь красиво, не слишком людно, есть магазины и рестораны. Целых два магазина, четыре или пять ресторанов и три киоска с водой, пивом и мороженым! Настоящее изобилие в сравнении с Пилар.

Рита и Диниш часто заезжают в Моштейруш; некоторые жители соседних посёлков здесь работают, у некоторых здесь есть родственники, а многие просто приезжают за покупками. Название «Моштейруш» относится к острову у побережья — это, по определению Википедии, «остров из четырёх скал», остатки лавовых куполов, которые постепенно разрушаются под действием волн. Один из скальных отрогов действительно напоминает остров, остальные — просто отроги среди океана.

Моштейруш — единственное место с выходом к морю на много километров вокруг. Здесь есть небольшой пляж с чёрным песком: купался я не слишком много, и вода тут — самая холодная в сравнении с морями, где я купался прежде (говорят, в июле-августе она становится теплее). Джессика, впрочем, советовала купаться не в море, а в естественных бассейнах чуть выше уровня океана, куда попадает морская вода. Купаться в этих бассейнах гораздо теплее, но там людно, а вода совсем не такая чистая, как пишут в доброжелательных обзорах.

В океане почти никто не плавает — туристы окунаются в воду и сразу же выходят. Здесь нет ни буйков, ни спасателей (возможно, ещё не сезон) — плавай куда хочешь. Я впервые ощущал, что даже в движении не согреваюсь в воде, а постепенно замерзаю. Потом приспосабливаешься и чувствуешь, что верхний слой океана гораздо теплее. Но солнечного света хватает сантиметров на двадцать, не больше, а глубже начинается жгучий холод.

Песок здесь пепельно-чёрный, вулканический, дети зарываются в него по шею, а потом выглядят так, будто их вымазали сажей в кочегарне. Развлечение подростков постарше — собирать раковины на камнях и ловить рыбу заострёнными палками; вечером дня Святого Антония, после заката, как раз тогда, когда я нашёл пост про Нью-Гэмпшир, я видел, как местный парень выволок из моря двух крупных рыбин, а остальные сбежались на них смотреть. Не знаю, пригодна ли такая рыба для пищи (для туристов, как положено, есть рыболовные туры, после которых пойманную рыбу можно съесть в одном из местных ресторанов). У берега попадаются и сборщики раковин в гидрокостюмах, которые вытаскивают из воды такой улов:

Смотреть на китов нас везут в моторной лодке с металлическим корпусом и надутыми краями. Такие туры отправлятся из Моштейруша каждый день, если погода позволяет. Whale sighting предлагают по 45 евро, экскурсии вдоль побережья стоят 15. Можно устроить индивидуальный тур — например, плавание с дельфинами.

Дельфинов здесь множество, а китов найти сложнее. На высоте в 150-200 метров на прибрежных скалах сидят споттеры с биноклями и радиостанциями. Споттеры направляют лодку к очередным китам — а иногда экскурсовод сам замечает фонтанчик, по которому кашалота можно заметить издали. Кашалоты встречаются чаще всего; ещё попадаются финвалы и некоторые другие виды. Не то чтобы это крупные особи — кашалоты, которых мы видели, были меньше восьми метров в длину.

На поверхности дольше всего держатся детёныши, к ним приблизиться проще всего. Взрослые киты тревожнее и лучше чуят лодку: мотор перед приближением выключают, но они отлично видят и слышат. Взмах хвостом — и кит уже на глубине, откуда не поднимется в ближайший час-полтора.

Дельфины гораздо дружелюбнее — некоторые следуют за лодкой даже тогда, когда она ускоряет ход. Мотор распугивает всю местную живность, но дельфинам, кажется, любопытно. Они плавают под лодкой, выныривают у носа, а затем теряют интерес и отстают.

Китовые прогулки иногда отменяют из-за штормов, сильного ветра и тумана. Высокие волны и дожди летом случаются реже, а вот туманы по утрам — явление частое. У гида на лодке есть камеры, подводная и надводная: если получаются красивые фотографии, их потом рассылают туристам, а фото хвостов китов в конце сезона систематизируют, чтобы узнать, сколько китов живут в окрестностях острова. Край хвоста у каждого кита индивидуальный, и по нему можно различать отдельных особей. С кашалотами это работает особенно хорошо.

В день приезда мы с Динишем заезжали в Моштейруш в районе полуночи — там проводился «праздник заката», вечерняя пляжная дискотека, которую устраивают во вторую субботу июня. А в следующий четверг я застал фестиваль Святого Антония — вечером 13 июня в Моштейруше проводят красочный парад, а сам этот день в честь главного португальского святого объявлен муниципальным праздником. Пасмурным вечером к набережной спустилась процессия, состоявшая из девушек, одетых в жёлто-зелёные наряды (сумеречное видео с iPhone 6 этих замечатльных цветов не передаст), и духового оркестра. Песня привязчива, будьте осторожны.

В следующем посте я расскажу про Пилар и Крестьянскую Жизнь.

Про транспорт на Сан-Мигеле я писал на кладбище, а про Фурнаш пишу в самолёте. Не стану притворяться, что хорошо понимаю вулканологию: переходите по ссылкам, которые я оставил в тексте. Следующее фото — побережье в северо-восточной части острова со смотровой площадки Miradouro de Santa Iria, украшенной инициалами Джона Галта (1942).

Азоры по геологическим меркам появились не так давно — около 10 миллионов лет назад. Под островами расходятся три крупнейшие тектоничечские плиты — Евразийская, Африканская и Североамериканская. Сан-Мигел начал формироваться 4 миллиона лет назад, когда произошли извержения вулканов в восточной части острова. Эти извержения продолжаются до наших дней: 30 тысяч лет назад запад и восток острова разделял океан, но сейчас там — плодородная долина. Море размывает породы, которые попали на поверхость в ходе извержений, но из-за новых извержений на Азорской микроплите едва ли станет меньше островов — во всяком случае, в ближайшие десятки миллионов лет.

Сейчас на Сан-Мигеле, растянутом на 63 километра с запада на восток, выделяют шесть крупных зон вулканической активности. В трёх из них сформировались кальдеры с обширными озёрами, а высочайшие вершины (около километра над уровнем моря) расположились вокруг кальдер и на востоке, в местах первых извержений. Самая высокая точка Азор (и всей Португалии) почти вдвое выше и находится на острове Пику — это вулкан Ponta do Pico, гора Пику высотой в 2350 метров.

До Пику я пока не добрался, зато в один из дней мы доехали до самой восточной кальдеры Сан-Мигела. Городок Фурнаш с полуторатысячным населением находится в группе очевидного риска: он построен в самой активной из шести вулканических областей. Последнее извержение здесь случилось в 1630 году, были жертвы, и поселенцы на время покинули это место. Но вскоре вернулись, хотя опасность исходила не только от вулкана. Сюда, несмотря на отдалённость от побережья, не раз заглядывали берберские пираты. Жители Фурнаша просили у губернатора Понта-Делгады пушку для самообороны, но губернатор постановил, что людям, которые селятся в кратере вулкана, пушка не поможет.

Слово «фурнаш» (furnas) означает «пещеры», хотя есть соблазн перевести его как «топки» (из-за английского furnace и латинского корня furnus). В городе и окрестностях можно найти множество фумарол с кипящей водой; из трещин в земле поднимается горячий сернистый пар. Говорят, им полезно дышать; с XIX века европейцы приезжали сюда на лечение.

Из труб рядом с фумаролами течёт минеральная вода: около центра Фурнаша есть десяток небольших источников. Воду можно пить прямо из труб, стоит только проверить температуру. У каждого источника — собственный вкус и своё название. Особенно вкусна Aqua da Prata, «вода из серебра».

Около вулканического озера Фурнаш (Lagoa das Furnas) есть небольшая туристическая зона, куда можно привезти свою еду, положить в крупный котелок и оставить в земле. Даже поверхность земли горяча, а на глубине около метра, куда спускают котелки, бурлит кипящая вода. Котелки засыпают землёй с пригорком и оставляют на несколько часов.

В городе Фурнаш пошли дальше и кладут в горячие источники мешки с кукурузой. Вулканическую кукурузу затем продают на лотках и предлагают в ресторанах — стоит она не дороже обычной. У местных ресторанов половина меню состоит из блюд, сваренных (или якобы сваренных) в вулканических источниках. Как это влияет на вкус и качество еды, остаётся неизвестным.

Еду на Сан-Мигеле не стоит отдельно описывать — в ресторанах отличная рыба, хорошо готовят стейки, во многих ресторанах есть отличные блюда с бургерами или котлетами из местного мяса. В материковой части Португалии вы найдёте то же самое. В других областях южной Европы — наверное, тоже, особенно в отношении рыбы. Цены среднеевропейские: хороший ужин обойдётся в 10-20 евро.

После Фурнаша мы поехали на одну из самых высоких вершин острова — к срединной кальдере с озером Lagoa do Fogo (огонь!).

Не о чем писать: просто смотрите. Ни Бога, ни пастуха, ни господина.

В следующей части я расскажу про Моштейруш. А пока оцените моё немецкое жильё.

Сегодня в Сочи проходил матч Португалия-Испания, и трансляцию показывали во всех барах и кафе Понта-Делгады. Я приехал в город ненадолго и видел только часть игры. Португальцы внимательно и напряжённо болеют, но реагируют сдержанно, как будто приглушают крики ликования. Впрочем, чемпионат только начинается.

О футболе я узнал из радиотрансляции — водитель автобуса врубил её на полную громкость. Один из двух португальских комментаторов с особенным наслаждением повторял имя капитана сборной, который забил три гола в испанские ворота: Ronaldo, Ronaldo, Ronaldo, Ronaldo, Ronaldo! Его менее эмоциональный коллега, судя по всему, приводил цифры и делился статистикой. Игра завершилась вничью.

Здешние автобусы напомнили мне о Сейшелах и Маэ. На Маэ я посвятил немалую часть отдыха поездкам на автобусах и побывал почти во всех концах острова: система удобная, все рейсы отправляются с одного автовокзала в столице, Виктории.

На Сан-Мигеле ситуация похожая. Почти все маршруты начинаются с набережной Понта-Делгады, из туристического центра. Автобусов немного, ходят они редко. В расписании легко разобраться, если найти: официальных ресурсов нет, но в блогах выложены фотографии маршрутов.

Удивили сами автобусы: это междугородные «Мерседесы» с высоким полом. На таких обычно возят туристов на экскурсии, но здесь для экскурсий используют микроавтобусы и джипы. На Сейшелах (точнее, на Маэ, — на Праслине всего один автобусный маршрут, а на Ла-Диге и машин почти нет, кроме двух или трёх такси) ездили небольшие индийские «Таты», юркие автобусы, по комфорту и вместимости похожие на наши ПАЗы. На Сан-Мигеле автобусы гораздо массивнее, хотя дороги, по которым им приходится ездить, чудовищно узки, а на гористых участках полно спусков и подъёмов, не говоря о крутых поворотах. В деревнях и в предместьях Понта-Делгады зеркала заднего вида едва касаются стен домов и черепичных крыш. Иногда автобус заезжает зеркалом в розовый куст, и на него осыпаются лепестки; иногда черепица проходит прямо над зеркалами, как будто высоту крыши (или зеркала) специально замеряли, чтобы автобус мог проехать.

Дороги на острове хорошие — разве что асфальт иногда переходит в бетонку, а то и в грунтовую дорогу. Местные предпочитают компактные машины, такие, как Toyota Yaris или Fiat Panda. Крупные внедорожники здесь вообще не попадаются. Самые большие машины на дорогах — самосвалы строительных компаний и рейсовые автобусы.

В отличие от Америки, где водители не дают сдачи, здесь в распоряжении у водителя целая касса. Цены отличаются в зависимости от длины поездки. Например, проезд от посёлка Пилар, где я живу, — это женское имя, можно не склонять, — до Понта-Делгады стоит 3 евро 62 цента. Самые короткие поездки обойдутся меньше евро.

Сложностей две: во-первых, на большинстве остановок нет расписания (мне повезло: у школы в Пилар расписание есть). Во-вторых, некоторые рейсы пересекаются, и чтобы попасть в нужное место, надо пересаживаться с одного автобуса в другой, а в расписаниях это не обозначено. В таких случае второй автобус будет ждать первого на остановке или просто на развилке дорог. Билеты на оба автобуса покупаются отдельно. Здесь есть аналоги наших социальных и студенческих карт, есть билеты на много поездок, которые компостирует водитель.

Окна в автобусах обычно не открываются, кондиционеры напомнили мне об автобусах в Гонолулу, где местные брали в автобусы тёплые вещи — десятиградусную разницу в температуре вынесет не каждый.

Разобраться в автобусах на Сан-Мигеле не так сложно, и перемещаться по острову без машины в теории можно. Некоторые места останутся недоступными (но есть туры), а маршруты придётся планировать заранее. Из многих посёлков после пяти вечера уехать просто невозможно. Топливо стоит дорого, цены на такси немалые. В сельской местности никаких таксистов в любом случае не встретить.

Велосипеды здесь — не редкость, но на шоссе выезжают только люди в экипировке и с хорошей техникой. Я покатался на одном прокатном: дальние маршруты требуют выносливости из-за перепадов высот, а кататься по Понта-Делгаде — развлечение сомнительное. Кроме велодорожки вдоль набережной, дорожек нигде нет, а из-за узости улиц разъехаться невозможно даже с легковой машиной. К тому же весь центр города выложен неприятной брусчаткой. Fail.

Про поездку в Фурнаш, где в земле кипит вода, а в воде готовят еду, я расскажу в следующий раз.

На Азорские острова я лечу через Германию. Франкфурт-на-Майне, где оказывается, что строящиеся небоскрёбы красивее построенных; полтора часа езды на автобусе через дождливые немецкие холмы; городок Хан (Hahn) с небольшим старым аэропортом. К самолёту Ryanair мы идём пешком по лётному полю. Полёт длится четыре часа, заходит солнце, я читаю Айн Рэнд. Из Понта-Делгады меня забирает Диниш, который по-английски понимает всего несколько слов. Общаемся через переводчик Google. Не слишком успешно.

После полуночи Диниш привозит меня в приморский городок Моштейруш. На пляже танцы и электронная музыка; мы пересаживаемся в машину побольше, Диниш забирает супругу, дочь и её подруг. Едем домой.

Из аэропорта до дома, который я нашёл на AirBNB, — примерно полтора часа пути на машине. Pilar da Bretanha — настоящая деревня, здесь нет магазинов, автобусы останавливаются трижды в день, а по воскресеньям и того реже. Есть церковь, беседка, кладбище и пара кафе. Ничего, кроме выпивки, в них не продают.

Хозяева, Диниш и Роза, часто уезжают в Понта-Делгаду или в близлежащий Моштейруш. Я к ним присоединяюсь. В Моштейруше живёт старшая из троих дочерей, Джессика; кроме неё, английский в семье никто не знает. Джессика учится в университете Понта-Делгады и собирается стать бухгалтером, а пока работает официанткой в местном ресторане. Когда она уехала из родительского дома, Диниш и Роза начали сдавать её комнату. Здесь бывали гости со всех концов Европы, от Норвегии до Румынии; из Китая, Вьетнама, Бразилии и других частей мира.

Этот текст я начинал писать за бетонным столом у моря в Моштейруше, и слова — единственное, что отделяло меня от полуденной дрёмы. Я склонен к странной апатии, которая может быть связана с жарой, а может быть продолжением не слишком счастливой зимы. Погода на Сан-Мигеле не слишком отличается от московской, +25 днём, +20 ночью, только солнце печёт сильнее; они говорят, что сейчас весна, лето ещё не началось, а я, ночной житель, перегрелся на солнце на второй же день.

Здесь часто спрашивают, почему я решил поехать на Азоры (русских здесь немного). Португалию я полюбил заочно, а во время прошлой поездки убедился, что не напрасно. Спрашивают, откуда я вообще узнал про Азорские острова (Açores, что-то вроде «Асор(э)ш» по-португальски). Из старых атласов; в детстве я любил разглядывать карты всего, что есть на свете, и я знал про Азоры с самого начала. Но в детстве меня привлекали большие острова. Азоры не так велики.

Но всё же: Сан-Мигел (São Miguel), крупнейший остров архипелага, на котором я живу, по площади близок к Москве в пределах МКАД (площадь острова — 745 км², Москвы — около 880 км²). Можно сравнить с Сейшелами, которые я посещал несколько лет назад: площадь Маэ, крупнейшего сейшельского острова, — 155 км², Праслина, где я провёл половину поездки, — вовсе 38 км².

А плотность населения на Азорах вдвое ниже, чем на Сейшелах (и в 70 раз ниже, чем в Москве до расширения). Кажется, что деревни на побережье следуют одна за другой. Но дома стоят свободно, и земли всем хватает. На участках — грядки с картошкой, капустой, тростником и неизвестными мне растениями. Много коров. Коровы пасутся везде, на склонах холмов, у горных дорог и во дворах. Даже в столице, Понта-Делгаде, в пяти минутах от центра есть пустыри, где пасутся коровы.

Я подолгу не могу решить, что мне делать, и этим немало раздражаю Джессику, через которую происходит общение с хозяевами. Джессика без лишней сентиментальности сообщает мне, что

it’s your vacation, I don’t know what you want to do.

Своих желаний нет, можно позаимствовать чужие — а если и чужих не найти, хочется просто увидеть как можно больше и заплатить за это меньше. Жадность, слабость и пассивность, — можно ли представить худшего путешественника?

Нет.

Я провёл первые два дня в Понта-Делгаде, местной столице. 10 июня здесь проходило празднование Дня Португалии, которое каждый год переносят в разные места. На Азорах его отмечали впервые; в Понта-Делгаду прибыл президент, который затем отправился в Бостон на встречу с португальскими эмигрантами. День Португалии — мемориальное событие в память о погибших военных. Во Второй Мировой страна не участвовала, так что дело касается Первой Мировой и колониальных войн в Мозамбике, Анголе и Гвинее-Бисау. Местный форт приютил небольшую экспозицию оружия: начиная от метательных дротиков и мушкетов XIX века, с которыми восставшие начинали воевать в 1960-е, — и завершая автоматами Калашникова, советскими пулемётами и РПГ, с которыми они заканчивали.

Этот миноискатель устарел, когда противник перешёл на мины из дерева.

По улицам Понта-Делгады прошёл военный парад, а на набережной выставили образцы военной техники. Можно было залезть на тренировочную скалу или в кабину самолёта, попробовать управлять турелью через пульт управления или самолётом — через VR-шлем. Или подняться на борт военного корабля. Например, такого: NRP Bérrio, танкера, который португальцы купили у Британии, чтобы дозаправлять корабли во время дальних плаваний. Когда-то он участвовал в Фолклендской войне, а теперь поддерживает операции НАТО у берегов Африки. На фото — фрегаты Álvares Cabral и Corte-Real, но на них я попасть не успел.

Про Моштейруш я расскажу немного позже. Туда, за столик у моря, я взял однажды вечером свой нетбук. Перелистал недописанные тексты. И нашёл потерянный пост про Нью-Гэмпшир и Джона Ирвинга, третью часть старых американских заметок. Их час настал.

Фотографий из Нью-Гэмпшира у меня больше не осталось, так что я дополню пост картинками, не имеющими к Америке никакого отношения. И я верю, что никто не заметит отличий.