«Класс», режиссёр Ильмар Рааг, Эстония, 2007
Если память о детстве во взрослой жизни искажается бессознательно, без нашего участия, то память о том, что с нами было в подростковые годы, кажется близкой и доступной. Но достаточно посмотреть любой фильм, снятый взрослыми о подростковой жизни, — и становится ясно, что снисходительное отношение взрослых к детям легко объяснить снисхождением к молодым версиям самих себя. Из юношей и девушек, способных на самостоятельные высказывания, старшеклассники превращаются в адресатов поучения, направленного из будущего в прошлое. Кто-то из авторов позволяет героям взрослеть в своём ритме, даёт им свободу; кто-то заставляет их пережить унижения и насилие — то ли от зависти, то ли от нелюбви к своему прошлому. Почти все авторы отечественных фильмов о старшей школе относятся ко второй категории — и это больше говорит о школе, чем об авторах. «Все умрут, а я останусь», «Школа», «Класс коррекции», «Училка» — кино об издевательствах; удовольствие, которое получает зритель от такого зрелища, довольно первобытно, оно сродни радости прохожего, увидевшего драку выпускниц на школьной дискотеке. «Хорошо, что это меня не касается. И до чего же славно они друг друга отмудохали!»
Психологические и педагогические приёмы в таком кино — не более чем подготовка к аттракционам, и если критики концентрируются на психологической составляющей (поступать иначе считается признаком дурновкусия), то зрителей гораздо больше интересует экшен. Долговечность школьных фильмов во многом и определяется завершённостью развлекательной составляющей: эстонский режиссёр Ильмар Рааг понял это лучше других и расставил акценты совершенно правильно. Получился один из самых известных продуктов эстонского кинематографа в истории — и несомненно самый коммерчески успешный, особенно с учётом сериала-сиквела, снятого в 2010 году, спустя три года после выхода фильма. В том же году «Класс» добрался до российского проката — на волне успеха «Школы» Гай Германики такое решение было естественным.
Фильм Раага не обошёлся без нравоучений и дидактичных эпизодов. В Эстонии можно было прийти на «Класс» всем классом и получить скидку на билеты. Учительская агитка с прямолинейным посланием — «друзья, не будьте равнодушными!» — разбавлена неловким, но от того не менее пугающим экшеном. Диалоги жизнеподобны, и Рааг очевидно стремился адаптировать своё кино под современные ему школьные вкусы (с чем молодые актёры ему успешно помогали). Повлияло ли это на убедительность послания? Пожалуй, нет; в какой-то момент педагогика уступает место эскалации жестокости, в которой остаётся всё меньше достоверных черт. Йозепа и Каспара избивают на глазах у всей школы, и равнодушию взрослых уже нет рациональных объяснений. Стандартные школьные издевательства переключаются в режим пыточной, тюремной жестокости. Школьный задира на этом месте вздохнёт с облегчением: «я не такой»; одно дело — вызов к директору, а другое — полицейское разбирательство.
Но Рааг, пренебрегая реализмом, делает всё правильно, пусть и идёт по пути излишних упрощений. Полуторачасовой фильм, лишённый острой, сверхжизненной драмы, едва ли сохранился бы в памяти. Если бы подростки-злодеи остановились на промежуточном этапе от кражи тетради к поножовщине, фильм мог бы стать обыденной историей о загнанных в угол, униженных и оскорблённых. Но они не останавливаются — и вслед за ними не останавливается Рааг, который завершает фильм колумбайн-сценой, принесшей «Классу» славу. Послание «не будьте равнодушными» сменяется более наглядным: «не доводи этого молчаливого парня — получишь пулю в глаз». И тут-то «Класс» расцветает во всей своей кровавой красоте: похожей на сон, нелепой, плохо снятой, но от этого ещё более правдивой, чем любая голливудская реконструкция.
Не стоит притворяться, что «Класс» превращает жертв в злодеев, — пусть у Каспара и Йозепа перед расстрелом текут искусственные сопли, они в этой истории неуловимые мстители, раздвоившийся Рэмбо. Им просто не хватило сноровки, чтобы ограничиться справедливой местью. Невинно пострадавшие — эксцесс исполнителя, а не порок умысла. Могли бы стать национальными героями, если бы стреляли более метко. Вырезанный эпизод о том, как подростки планируют расстрел и последующее самоубийство, действительно кажется лишним (в сериал его, впрочем, вернули). Зачем наказывать себя за месть, если она справедлива? В сериале показано, как общественность и журналисты делают из Каспара едва ли не объект поклонения; кажется, его может оправдать даже уголовный суд. «Класс» поучает насильника о том, что насилие — зло, но не предлагает ни одного хорошего решения для жертвы и лишний раз напоминает, что универсальной защиты от зла не бывает. Вы возразите, что бегство — это выход. Но что, если с одной стороны у тебя холодное море, с другой — леса и болота, билеты на самолёт слишком дороги, а дома у отца лежит обрез?